Экспонаты

Описание музейных предметов

​ Жизнь Б. Пастернака в Чистополе осенью и зимой 1941-1942 годов не была приятным эвакуационным времяпровождением. В бытовом отношении ему жилось много хуже, чем большинству литераторов, не говоря уже о таких писателях, «звёздных величинах», как К. Тренёв, Л.Леонов, К. Асеев. Он снимал комнату в квартире Вавиловых на улице Володарского, 75 и прожил в ней с октября 1941 по 25 июня 1943 года, куда он попал по протекции драматурга Переца Маркиша, уезжавшего в Ташкент. Все хозяева квартир пускали квартирантов только с дровами, которые добыть было чрезвычайно трудно, и в комнате Б. Пастернака температура порой опускалась до +2 градусов (на улице было -50). Печь обогревала слабо, тепло проникало только через дверь кухни. А там гудели три примуса, гремели ухватами и кастрюлями и вдобавок заливался патефон, оглашая квартиру звуками Л. Утесова с его неизменным хитом «У самовара я и моя Маша». Все это неслось в комнату, где работал Борис Леонидович. У него был издательский заказ на срочный перевод трагедий В.Шекспира, от этого зависело его материальное положение — денег катастрофически не хватало — он постоянно занимал у тех же нищих друзей-писателей, к коим относился далеко не обеспеченный драматург Л.К. Гладков, ставший до отъезда из Чистополя главным литературным конфидентом поэта. Как вспоминал сам Гладков: « Однажды, когда патефон из-за заезженной пластинки выплёскивал неровные музыкальные отрывки в течение нескольких часов, Борис Леонидович не выдержал, вскочил, вышел к хозяевам и попросил, чтобы ему дали возможность работать. Его литературная нагрузка в день достигала 200-300 строк перевода Шекспира, иначе он не успевал по договорным обязательствам. Патефон, разумеется, остановили, пробурчав: «Подумаешь, работа у него, интеллигент малохольный». И Борис Леонидович в этот день работать больше не мог из-за переживаний по поводу своей, как он считал, чрезмерной утонченности, из-за непростительного самомнения, ставящего свою работу выше потребности в отдыхе этих людей, которые ни в чем не виноваты, что их не научили любить настоящую музыку. И вечером на общественном собрании в честь дня Красной армии, где писатели-эвакуанты читали свои произведения, Борис Леонидович, выйдя на сцену, заявил, что не имеет нравственного права выступать из-за того, что упрекнул своих хозяев. Аудитория от души резвилась, понимая, что Борис Пастернак находится в своем амплуа деликатного «небожителя». Его прямодушие и честность многих удивляла и раздражала, особенно тех писателей, которые жили и общались по принципу тройного стандарта.

Комната Б.Пастернака была средней величины, и, как утверждал свидетель его жизни в Чистополе А.К. Гладков, чуть ли не ежедневно посещавший поэта, была «светлая и уютная, но неважно побелена. Посредине стены обозначен бордюр с черными и красными птицами. У стены кровать не по росту Бориса Леонидовича, рабочий письменный стол, несколько венских стульев. У входа — подобие медицинского шкафчика. На столе лежат толстая рукопись большого формата «Ромео и Джульетта», старинное издание Шекспира в 2-х томах на английском и французском языках, английские словари, книга В. Гюго о Шекспире на французском языке, вся переложенная узкими бумажными листиками. Под книгой толстая тетрадь, полная выписками, — проза из Гюго. На столе также чернильница, кучка химических карандашей, лезвия для бритвы, стопка старых писем и разных квитанций и главное – фотография 2-х летнего сына Евгения».

Весь этот производственный набор великого писателя-труженика, оправдывающего свое кредо: «ты вечности заложник у времени в плену», способствовал появлению у него в Чистополе нового творческого импульса. Количество и качество им здесь написанного превосходит писательский потенциал всех остальных литераторов, которые тоже кое-что творили. Пишущая машинка «Континенталь», гордость многих «творцов пера», так и не была Борисом Пастернаком освоена. И она имела больше символическое значение, чем функционально-смысловое. Обычно его стихи перепечатывал на машинке Валерий Дмитриевич Авдеев, благоговеющий перед «подземной славой» великого мэтра и сделавший для увековечения Б. Пастернака в Чистополе максимально возможное. Не будь его фотографий с исхудалым лицом поэта, обошедших весь мир, что бы мы могли иметь — только расхожие байки и легенды. Низкий поклон Валерию Дмитриевичу, одному из последних уездных интеллигентов, на которых и держались остатки великой культуры России.

В.Д. Авдеев — самый долговременный чистопольский друг Б. Пастернака. Валерий Дмитриевич был образованнейшим человеком: краевед, литератор, фотограф, художник, ставший в 1952 году доктором биологических наук. Благодаря его таланту и настойчивости была создана целая галерея портретов писателей и актеров, живших в годы войны в Чистополе. В нашем музее имеется портрет Б. Пастернака, выполненный в 1942 — 1943 годах. Валерий Дмитриевич долго уговаривал Бориса Леонидовича попозировать хотя бы несколько часов. Поэт отнекивался тем, что у него выпали зубы, что у него нет приличного костюма (та чёрная пара, в которой он прибыл в наш город, была пошита в 1889 году для его отца, художника Леонида Пастернака, и подарена им сыну перед отъездом в Берлин в 1921 году. В нём же поэт похоронен). После больших уговоров поэта удалось добиться согласия на несколько сеансов, а затем портрет был завершен по фотографии. Позировал Борис Леонидович художнику на фоне закатной Камы, по преданиям, на том месте, где прощалась М. Цветаева с Л. Чуковской, уезжая из Чистополя в Елабугу, в свой последний путь. В 1980-е годы по завещанию профессора Авдеева портрет был подарен сыну Пастернака – Евгению Борисовичу. В 1990 году, в год столетия поэта, которое отмечалось на уровне ЮНЕСКО, был открыт 1-й музей в стране музей Б. Пастернака – Чистопольский Мемориальный музей Б. Пастернака, и этот портрет сыном поэта был подарен по назначению. Разумеется, он занял достойное место, и когда посетители поднимаются по исторической лестнице, то их встречает серьезный и пытливый взгляд автора главного романа XX века – «Доктора Живаго». Б. Пастернак не остался в долгу перед семьей Авдеевых: «ваш дом и город стоят передо мной и живут во мне». «Рукопись («Ромео и Джульетта») дарю на память товарищу по перу, другу и советнику, близкому по мыслям собеседнику В.Д. Авдееву. Работа сделана в зимние месяцы 1941 — 42 годов в Чистополе. Он первый ее обсуждал и переписывал. С любовью и пожеланием долгой жизни и счастья. Б. Пастернак 15 июля,1942 год»

В комнате Б.Пастернака имеется еще один немаловажный, если не сказать, сакральный экспонат – черная «радиотарелка», чудом сохранившаяся с 1926 года. В 1941 году, с началом войны, население принудительно рассталось с коротковолновыми приемниками, чтобы не подвергаться «идейному растлению» от «вражеских голосов», а слушать только подлинную информацию Совинформбюро о положении на фронте и в тылу.

Как писал С.Щипачев, посетив семью в Чистополе в короткий отпуск с Северо-Западного фронта:

« О нашем наступлении известье

Приносит в репродукторы волна.

Ты далеко, но радуемся вместе,

И вместе с нами, слушая известья,

Стоит у репродуктора страна»

Обычно местные радиопередачи у населения никакого энтузиазма не вызывали – смутные темы и нудные голоса, но, когда с участием московских эвакуированных в радиоузле качество радиовещания изменилось в разы, в городе стали ждать, когда в репродукторе раздастся: «Внимание!!! Говорит Чистополь!». И самым популярным для слушателей стал писатель и переводчик Михаил Абрамович Шамбадал. Его стихотворные фельетоны пользовались огромным успехом в городе и районе. Выступали на радио и более известные писатели: К. Тренёв, К. Федин, поэты-фронтовики А. Твардовский и И. Сельвинский.

Таким образом, когда в городских репродукторах зазвучали отрывки произведений русских классиков в отличнейшем исполнении актрисы МХАТа Ангелины Осиповны Степановой (жены А. Фадеева), воспоминания о Маяковском (в годовщину смерти) сестры поэта Людмилы Владимировны и его близкого друга Н.Н. Асеева, авторское выступление Леонида Леонова с пьесой «Нашествие», то можно с полной уверенностью заявить, что в Чистополе в это время бился пульс мировой литературной мысли, что способствовало уверенности населения в победе над злом фашизма.

По признанию же самого Б. Пастернака, он репродуктор даже не включал, чтобы не отрываться от напряжённой работы, а новости с фронта узнавал от других писателей в столовой Литфонда.

Уникальная коллекция карандашных рисунков – портретов писателей и театральных деятелей — (более 200 единиц хранения) чистопольского художника И.А. Нестерова, выставленная в музее, относится по времени к периоду Великой Отечественной войны, когда в Чистополь были эвакуированы сотни писателей и члены их семей, театральные коллективы и другая творческая интеллигенция.

Эти материалы из архива Нестерова Ивана Александровича, они поступили в музей в 1992 году от его сына — Нестерова Владимира Ивановича — тоже художника, ныне проживающего в г. Москва.

Нестеров Иван Александрович (1911 — 1991), уроженец города Чистополь, художник, работал в годы войны техником в Чистопольском радиоузле, был знаком со многими эвакуированными писателями, создал целую галерею карандашных рисунков и офортов портретов писателей и своих земляков. Со многими писателями его связывала тесная дружба, особенно с Леоновым Л.М., о чем свидетельствует и их послевоенная переписка. Все карандашные рисунки выполнены им с натуры, в те часы, когда писатели записывались на местное радио со своими выступлениями. Рисунки эти интересны не только мастерски подмеченными характерными портретными чертами каждого из изображенных, но и тем, что и рисунки, и офорты И.А. Нестерова представляют собой не что иное, как доказательство большого таланта нашего земляка. Об этом свидетельствуют и отзывы писателей, которые сохранились в книге отзывов Чистопольского краеведческого музея, где уже в годы войны проходили первые выставки работ Нестерова: «…Нестеров И.А. — человек, безусловно, очень талантливый, наделенный острым глазом, огромной настойчивостью, и человек, мне кажется, с будущим… 1 мая 1942 года. Леонид Леонов».

Художественный талант Нестерова И.А. не только природный, он брал уроки у настоящего мастера, его можно смело считать учеником профессора Сычева Николая Петровича, который волею судьбы проживал в Чистополе с 1942 по 1944 год.

Сычев Н.П. (1883 — 1964), академик живописи, выдающийся искусствовед, крупнейший специалист по древнерусской живописи, археологии и реставрационному мастерству. Это был замечательный российский интеллигент и крупный ученый, профессор Санкт-Петербургского университета и Института истории искусств. Оставил он память о себе и в истории развития музейного дела в России. В 1921 году он был избран на должность директора Государственного Русского музея сроком на 5 лет и много преуспел на этой должности. Не говоря о новых экспозициях художественного и этнографического отделов, им спасены от полного разграбления и восстановлены дворцы-музеи князей Шереметевых, графа Шувалова, в которых были организованы историко-бытовые филиалы Русского музея. Николай Петрович обладал огромными познаниями в области реставрации памятников древнерусского искусства, он реставрировал Владимирский Успенский собор, сохранив фрески 1408 г. Андрея Рублева, руководил работами по реставрации одного из величайших памятников национального зодчества — собора Василия Блаженного на Красной площади в Москве.

В 1930-е годы он был репрессирован, в апреле 1942 года Сычев Н.П. как поднадзорный и имеющий «минус 20» оказался в Чистополе. Приехав в Чистополь, он пришел в краеведческий музей, где и познакомился с Нестеровым. Некоторое время опальный профессор живописи даже жил на чердаке музея, пока Иван Александрович не поселил его у себя в одной из 2-х комнат своей скромной небольшой квартиры, где он проживал с женой и маленьким сыном, сильно при этом рискуя.

Чистопольский период жизни Н.П. Сычева можно обозначить как короткое отдохновение после страшных лагерных мытарств, хотя он и находился под надзором НКВД, не получал продовольственных карточек, был «лишенцем», словом, имел весь стандартный набор постлагерного ада. А с другой стороны, в маленьком, по-своему уютном (несмотря на тяжелый военный быт) городке были и знакомые по Ленинграду в числе эвакуированных и беженцев. И, главное, были прекрасные скромные люди, проявившие участие, душевную щедрость и оказавшие самую необходимую помощь с жильем, пропитанием и духовной поддержкой. И среди них первый — И.А. Нестеров. Вместе они выезжали на пленэры в окрестности Чистополя. Иногда им составлял компанию доктор Авдеев Дмитрий Дмитриевич, который приглашал их на свою дачу. До другого берега Камы, где она находилась, добирались весельной лодкой. От тех давних общений трех разных по возрасту русских интеллигентов остались небольшая, написанная маслом картина Н.П. Сычева (портрет Авдеева Д.Д. на природе) и многочисленные офорты Нестерова И.А. Свои первые уроки художественного мастерства брал тогда еще только начинающий рисовать Нестеров у замечательного Учителя — Николая Петровича Сычева. Он обучил его владеть кистью, графическому мастерству, технике офорта.

Именно этот период ученичества был наиболее плодотворным у художника Нестерова. Карандашные портреты писателей были выполнены им как раз в это время. Кто знает, может быть, некоторые из них правились и рукой учителя — Н.П. Сычева.

Дружба Нестерова И.А. с Сычевым Н.П. не прервалась и после отъезда последнего из Чистополя в г. Владимир в 1944 году. Долгие годы их связывала интереснейшая переписка, в которой можно найти и слова высокой оценки Сычёвым творчества Нестерова: «Не бросайте искусства. Природа наградила Вас талантом, и зарывать его в землю нельзя».

В комнате Бориса Леонидовича на старинной вешалке мы видим зимнее, с каракулевым традиционным для довоенного времени воротником, пальто поэта, а рядом – высокие с подшитой подошвой белые валенки. Эти личные вещи Бориса Пастернака были получены в подарок от родственников совсем недавно. Для музея это такое же ценное приобретение, как рукописи и первоиздания.

Пальто из английского черного сукна было пошито в 1939-40 годах по настоянию его второй жены Зинаиды Николаевны. Как она пишет в своих мемуарах: «Борина сильно потрепанная шуба вызывала у меня сильное огорчение. Появиться в публичном месте в таком одеянии было неудобно. Близкие друзья намекали, что пришло время сменить гардероб. И вдруг с оказией прислали из Англии от сестер Бориса несколько метров превосходного английского сукна. Этого материала хватило на пошив 2-х пальто и еще на одно детское. Каракулевые шкурки были куплены в комиссионке на Пироговке. Боря поначалу смущался, одевая пальто, пошитое у одного из лучших портных города — Розенцвейга, который обшивал номенклатуру. И это была большая удача – портной принимал только по рекомендации, и к нему была огромная очередь. Над Борисом часто подшучивал актер Ливанов: « Ты, Боренька, теперь схож с товарищем Щербаковым и можешь легко попасть в этой верхней одежде в правительственную ложу театра».

Валенки, которые он носил в Переделкино, где жил большую часть года, постоянно подшивал местный умелец неопределенного возраста — дядя Гриша. После очередного ремонта при вручении владельцу валенок он произносил одну и ту же фразу: «Теперь еще полста лет можно носить и не износить, если хозяин не побрезгует выпить с ним чекушку». Ему вручались деньги и бутылка водки с засургученной головкой. И все были чрезвычайно довольны таким удачным завершением.

В этой одежде Б. Пастернак провёл и две чистопольские зимы, чему подтверждением является фотография, выполненная В. Авдеевым в парке.

Работа татарского скульптора Адылова Науфаля Исмагиловича. Дерево, 1990 год.

Адылов Н.И. (1932 – 2010), уроженец г. Казань. Учился в Казанском художественном училище (1947 – 1951), где занимался в группе скульпторов под руководством С.С. Ахуна. После службы в армии завершил художественное образование в Пензенском художественном училище имени К.А. Савицкого (1955 – 1957) на скульптурном отделении под руководством А.А. Фомина. Жил и работал в Казани. Член Союза художников Татарской АССР с 1971 года. Заслуженный деятель искусств Татарской АССР. Широко известен такими своими работами, как «Шурале» (дерево), «Муса Джалиль» (мрамор), «Батыр» (дерево), «Пугачёв» (дерево), «Портрет Г. Тукая» (гипс) и многими другими.

Н.И. Адылов успешно работал в разных жанрах монументальной скульптуры и с разными материалами. Особенно тонко чувствует он эстетическую выразительность дерева и проявляет незаурядное мастерство, богатую фантазию и вкус в резьбе по дереву.

Работа «Портрет Б. Пастернака» была выполнена к 100-летию со дня рождения писателя и подарена Министерством культуры Республики Татарстан в год открытия Мемориальному музею Б. Пастернака.

Резная деревянная скульптура Адылова привлекает внимание большой психологической выразительностью. Пластическое выражение сосредоточенной творческой мысли, цельности характера подчёркнуты автором в структуре срезов самого дерева. Убери лишние слои — и портрет готов! Кажется, что и нет здесь никакой работы скульптора. Естественность дерева – естественность портрета.

Одним из интереснейших экспонатов музейной экспозиции является дореволюционное издание романа Л.Н. Толстого «Воскресение» с иллюстрациями отца Бориса Пастернака – академика живописи Леонида Осиповича Пастернака.

28 октября 1898 года Л.О. Пастернак считал для себя знаменательной датой. В этот день он получил от Толстого предложение иллюстрировать новый роман «Воскресение». «Я не решался верить этому счастью. Не может быть! Лев Николаевич сам предлагает мне иллюстрировать его новое произведение – страшно! Захватывает дух…» — читаем в воспоминаниях Пастернака. На другой день ночным поездом художник уехал в Ясную Поляну, где его ждал Толстой. После трогательной встречи и утреннего чая писатель дал Пастернаку рукопись: «Начните читать. Я думаю, что Вам понравится».

Леонид Осипович с захватывающим интересом и восторгом читал рукопись. Уже при чтении первых глав стали выявляться для Пастернака «образы в линиях, в ярко выраженных формах, в контрастах, в реальности, жизненности. Вот зажили, заходили, действуют, движутся!»

С радостью думая о предстоящей работе, Пастернак в то же время понимал, какая большая ответственность легла на его плечи: иллюстрировать произведение гениального Толстого. Позднее ему казалось, что он никогда бы не решился на такой подвиг, если бы Толстой сам не захотел этого и если бы до конца не поддерживал искренним интересом к его рисункам и особым отношением к нему как художнику «сомыслящему».

Пастернак проиллюстрировал весь роман от начала до конца. Вся серия рисунков была сделана в течение года, в невероятно короткий срок. Иногда Леониду Осиповичу приходилось задерживаться в Ясной Поляне на несколько суток и рисовать там. Сложность работы заключалась ещё и в том, что писатель и художник работали одновременно: только что написанные страницы Толстой передавал Пастернаку, и тот их сразу иллюстрировал. Толстой остался очень доволен работой. Писатель не только одобрил сделанное Пастернаком, но был в восторге – так совпало их видение персонажей романа. Он считал, что художнику удивительно верно удалось написать портреты его героев. Пастернак же успех исполненных им портретов героев романа объяснял гениальностью прозы Толстого, помогавшей ему видеть их «ясно перед собой, как живых, и передавать их портретно».

Эта совместная работа подружила двух художников. Пастернаки были частыми гостями в семье Л.Н. Толстого. Впоследствии, оглядываясь на пройденное, Л. Пастернак скажет, что самым счастливым периодом его знакомства с Толстым было время совместной работы над иллюстрациями к роману «Воскресение».

О большом успехе иллюстраций к роману «воскресение» свидетельствует ещё и то, что они были выставлены в русском павильоне на Всемирной выставке в Париже в 1900 году.

Музейная коллекция прижизненных изданий Б.Л. Пастернака насчитывает 21 единицу хранения. В состав её входят сборники стихов писателя, поэмы и роман «Доктор Живаго», как русских, так и зарубежных издательств.

Коллекция формировалась все годы работы музея (1990 – 2013).

Основную её часть составляют дарения музею поклонников творчества Б. Пастернака и закупки музея в букинистических магазинах Москвы.

Большой вклад внесла в собирание коллекции и семья Б. Пастернака – сын Евгений Борисович и его супруга Елена Владимировна Пастернаки. Ежегодно они присылают музею новые экспонаты, способствуя пополнению экспозиции и библиотеки музея фотодокументами, изданиями и личными вещами писателя.

Первое прижизненное издание романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» на русском языке. Милан. Издательство Дж. Фельтринелли, 1957год. Книга была подарена музею в 1992 году уроженкой г. Чистополь, ныне проживающей в Италии – Ниной Васильевной Барнато (Отрождёновой).

Роман «Доктор Живаго» – итог творческого подвижничества Б. Пастернака, выстраданный им в течение двух последних десятилетий жизни.

Он был анонсирован к изданию в СССР ещё в 1954 году в журнале «Октябрь», где были напечатаны пять стихотворений из романа. В 1955 году был заключен договор с Гослитиздатом о выпуске романа после стилистической доработки. А в 1956 году московское радио, вещавшее на итальянском языке, объявило о подготовке издания романа в Советском Союзе и о новых веяниях в литературной жизни. Член коммунистической партии Италии, бизнесмен и издатель Фельтринелли, узнав об этом, спешно направил своего представителя Серджио Анджело в Москву к Пастернаку с предложением перевести рукопись сочинения на итальянский язык с последующим изданием книги в Италии. Что и произошло в 1957 году. Таким образом, роман стал бестселлером века.

А в СССР роман так и не появился до 1988 года.