К 133-летию со дня рождения Б. Пастернака
Два поэта, несмотря на огромную разницу лет (23 года), удивительным образом сумели создать симбиоз двух поэтических направлений – раскованного импрессионизма на основе пантеистического ощущения бытия у Б. Пастернака и фольклорно-балладного песенного жанра у В. Бокова.
Они познакомились еще перед войной в Москве и стали духовно неразделимы до конца дней своих.
Человеческая мягкость Пастернака, органическая нелюбовь к конфликту, даже кротость и смирение перед судьбой восхитили молодого Бокова, пока еще «виршеплета», как он сам себя аттестовал, еще в Москве и вызвали обоюдное доверие настолько, что Б. Пастернак предложил вместе проводить М. Цветаеву в далекую эвакуацию и попрощаться, похоже, навсегда с поэтом трагической судьбы.
И когда Боков увязывал вещи М. Цветаевой, не удержался, сказав ей, что он гадал на нее по книге «Эмблемы и символы», она, удивившись, спросила, что же выпало ей, но он не ответил, смутившись. Она все поняла: «…другого не ожидала». Но и у него по этой же книге гаданий вышла участь немногим лучшая – «казенный дом» — просто ему больше повезло – судьба оставила его свидетелем расчеловечивания на долгие годы.
В.Боков
Потом, уже находясь в эвакуационном Чистополе, оба поэта, сблизившись еще более сопричастностью к трагедии М. Цветаевой, выработали один взгляд на происходящее в мире и на роль поэта как диагноста катастрофических событий.
Как вспоминал В. Боков: «Говорить с Пастернаком о поэзии и поэтах я очень любил. Его определения были всегда неожиданны, смелы, правдивы и, что особенно важно, образны. Ведь вся поэзия Бориса Леонидовича – крутой налив, всевластная над словом музыка». Боков акцентирует внимание на мощный мелодичный поток его стихов, отмечает необыкновенную музыкальность и — что греха таить – учится сам писать настоящие стихи. И каждая встреча, каждый диалог с мастером становится для него уроком открытия себя, уроком творчества, уроком высшего мастерства, которые Виктор Федорович бережно сохраняет в памяти до последних дней.
«Все встречи с Пастернаком, а их было немало за годы нашей дружбы, я приравниваю к престольным праздникам, которые я застал в своей родной подмосковной деревне. Увидев меня в окне своей дачи, каждый раз бежал он навстречу»:
Он бежал ко мне бывало.
— Здравствуйте! – но это мало.
Обнимал и тряс руками:
— Помните, как мы на Каме.
Б. Пастернак был инициатором приема В. Бокова в семью т.н. «инженеров душ человеческих» — в Союз писателей, чтобы его творчество стало легитимным. И какую радость ощущал В. Боков, зная о том, что его рекомендовали Н. Асеев и сам Б. Пастернак.
В марте 1942 года Бокова призвали в Действующую армию, на фронт. Провожал его Б. Пастернак с двумя полными до краев дымящейся от холода водой ведрами. «Это ваша судьба!», – воскликнул Борис Леонидович. «Он благословил меня в путь, который оказался трудным и трагическим». От себя добавим – но и спасительным.
В училище, где он проходил подготовку на младшего командира, нашлись такие, которые его оклеветали, в результате он получил 5 лет лагерей (по тем временам детский срок, значит, на более тяжелое наказание он не дотягивал). Нет никакой уверенности в том, что, окажись он на фронте в качестве взводного, ему удалось бы уцелеть. И страна лишилась бы необыкновенного поэта-песенника, радовавшего своим творчеством не одно поколение.
Боков был благодарен Б. Пастернаку особенно за то, что ему удалось выстоять, вернуться в жизнь, не сломаться после пережитого – так ему помог старший брат по творчеству – Пастернак.
«Каждый приход к нему был для меня счастьем. Он заряжал меня, опального поэта, от которого все сторонились, энергией терпения и надежды. Автограф на одной из подаренных мне книг начинается словами – «любимому моему». Когда я прочел это наедине, у меня в глазах потемнело: «Виктору Бокову, любимому моему, горячему, живому поэту в непрестанном действии, завидном и счастливом».
Разумеется, у Бокова самым доверительным собеседником был Борис Леонидович. Оба могли позволить себе говорить о самом сокровенном – о романе «Доктор Живаго». И читал В. Боков ещё в рукописи будущий бестселлер, радуясь откровениям гениального автора.
Боков в день похорон Пастернака был среди тех, кто рискнул прийти проститься со своим Учителем, объявленным вне закона. И в стихах своих выразил с чувством невообразимой потери этот день:
Болит плечо от гроба
Все нынешнее лето.
Не умолкает злоба
В тех, кто травил поэта.
Он один из немногих, кто в долгие годы замалчивания творчества Пастернака неустанно говорил о его гениальности и правоте художника. Виктор Федорович еще в 1970-е годы активно поддерживал открытие мемориальной доски на доме, где жил в годы эвакуации будущий лауреат Нобелевской премии, а в 1985 году, когда посетил ставший ему родным Чистополь, поднял вопрос об открытии музея.
В своём письме, хранящемся в Мемориальном музее Б. Пастернака вместе с авторскими машинописными стихотворениями с автографами (см. Приложение), Боков пишет: «Открыть музей Пастернака – хотя бы частично ответить за ту вину перед ним, которую совершила эпоха сталинизма. Пастернак – гений. Это шаровая молния поэзии. И я стою на коленях перед его талантом».
Он говорил и о необходимости сохранения памяти о пребывании писателей в годы эвакуации в Чистополе, который стал «военным пристанищем советской литературы», одним из центров литературной жизни России первых лет войны.
Приложение:
Уникальные в своем роде автографы Виктора Бокова, отражающие его мировоззренческий потенциал после ухода в вечность его Учителя – Б. Пастернака: письмо и 4 стихотворения разных лет, написанные в Переделкино и посвященные лауреату Нобелевской премии Пастернаку.
Р. Хисамов,
старший научный сотрудник музея
Комментарии:
0