Ну вот, приехали в Кострому. Я с Марусей пошли искать улицу Советскую, дом 5. Нашли. Показали светелку, идем, а навстречу нам бежит с тазом (нес корм для поросенка) молодой человек. Ну, мы взошли в светелку, там Петр с женой: «Сейчас хозяин придет». Вот идет хозяин, мы ему стали говорить, что только вот приехали, он говорит: «Пойдите, заводите своих остальных. Переночуем в тесноте не в обиде, а завтра видно будет».
Я переночевала, спала на полу у чердака, пришла тетя Варя, сказала, что на Сенной улице требуется няня. У них два мальчика – 2 и 4 года и я у них осталась водиться. Я спала на лежанке, было две комнаты. Хозяин по фамилии Осипов работал в милиции, а хозяйка не работала. Я дома ничего не делала, только была с ребятами, обстирывала их – они по большому и маленькому ходили в штаны, были не приучены. Я после их стирала да их мыла. Я у них жила около года и ребят приучила ходить в горшок. Хозяин меня хвалил. Такая была хозяйка, как будто бы у нее детей нет. Хозяин говорил, что она за ними ничего не следила и не приучила, вот они и ходят в штаны. Хозяин уходил на работу, я уходила с ребятами гулять, а хозяйка была дома.
Хозяйкой дома и соседкой была тетя Нюра, и ее мальчику было лет 12. И вот т. Нюра как-то на улице говорит: «Ты за хозяйкой своей ничего не замечала? Дома у вас ничего чужого нет, и не бывает?». А я говорю, что вроде какие-то кружева мне хозяйка показывала. Хочет к платью и к нижнему белью пришить. Я ей посоветовала, что к платью они не подойдут, а к сорочке подойдут. Тетя Нюра говорит: «Я тебе, Лена, доверяю и знаю тебя, ты меня не подведешь. Давай мы сделаем так: меня запри. Я буду дома сидеть, и как будто бы ушла на работу, посмотрим, что будет делать она». Я ее заперла, взяла ключ и положила на место, куда они кладут. Мы пошли гулять с ребятами, хозяйка пришла домой варить обед, мы погуляли, пришли домой. А до этого я т. Нюру открыла тихонечко, она тихо взяла замок и слышит, что кто-то ходит дома, а у них тоже две комнаты и кухня, но расположение другое. В комнате, где хранились кружева и нитки, у нас была лежанка, а у них в этой комнате была кухня и тут стояла русская печка. Вот ей было лазить хорошо. Она на нашу лежанку ставила стул и перелезала прямо на русскую печку вставала и когда мы пришли домой, ее дома не было, она была у соседки. Я раздеваю ребят, слышим шум, приходят соседка и хозяйка. Хозяйка начала все сваливать на меня, что я ей пример показала через перегородку лазить, а мальчик, которому было 4 года, сказал: «Не ругайте няню, это мама лазила, а няня нет». Муж ее ничего этого не знал, что она воровала у соседей.
Вскоре мы переехали в Щемиловку, на углу белый дом, а во дворе красный кирпичный. Угловой дом раньше был розыск, и вот куда мы въехали, наверху жили три семьи – начальник, помощник и подчиненный – наш хозяин. Соседи были для меня хорошие, у начальника жена очень меня переманивала к себе. Они оба работали, им хотелось, чтобы у них был дома человек. У нас, говорят родных никого нет, а вы и ваши родные были бы нам как родные. Жили мы впроголодь – сегодня поедим, а завтра как-нибудь. И вот моя хозяйка начала лазить каждое утро в печку, когда все уйдут. Мужа она кормила хорошо, работать он ее почему-то не отпускал. И вот когда уйдут на работу, у кого котлету съест, у кого сосиски. В общем, она голодная не была и детям не давала ничего – ни сосисок, ни котлет, только хлеба. А соседи все время думали на меня, потому что я жила на кухне, а кухня общая и спала на печке. В комнаты ходила редко, только когда дети позовут, да гулять с ними, нужно одеть. В общем, я каждый день плакала, прежде чем уснуть. Все слезы в молодости растеряла, а сейчас нет-нет взгрустну, вспомню мое детство.
И вот хозяйка думала все ушли, меня спрашивает: «Что, Лена, все уже ушли?». Я говорю: «Не знаю». А начальникова жена на работу не пошла, сидела дома и стерегла воров. И вот услыхала, что заслонку кто-то открыл и она тихонько входит в кухню и застала нашу хозяйку, как она тащит из чугуна сосиску, а другая идет на обед и так нашу хозяйку и застали. И говорят, мы думали Лена, а теперь узнали кто!
А я уже начала болеть и все больше лежала. Они сказали своим мужьям вечером, позвали хозяина и хозяйку, разглашать не стали. И вот в 10 часов вечера у них был скандал, дети плачут, хозяин кричит: «Пойдешь на фабрику работать». Я пошла, успокоить детей, только открыла дверь, он мне кричит: «Закрой сейчас же, а то пристрелю». Я уже начала болеть малярией, меня трясло ужасно, температура доходила до 40 градусов. А хозяева до болезни подарили мне туфли, я на другой день отпросилась у хозяйки домой сходить. Пришла домой, легла на пол в комнате около лежанки, и сколько было одежды, все на меня положила. А меня все трясет, температура доходила до 38-40 градусов. В это время пришел хозяин, сказал, что домой надо идти. А Митя (жених Груни) говорит: «Во первых, это ее дом, а во вторых у человека температура 40 градусов, никуда мы ее не отпустим и она к вам больше не пойдет». Хозяин говорит: «А как же туфли, которые мы ей подарили?», на что Митя ответил, что она у вас жила восемь месяцев с ребятами водилась бесплатно. К ним я больше не пошла, а пошла еще к одним, когда стало мне лучше. Там жила два месяца в нянях, но меня опять затрясло и уже больше в нянях не жила. А когда мы жили на Сенной, пришли ко мне вечером Груня с Митей и говорят: «Мы поженились!». Я, конечно, очень расстроилась и заплакала, они меня оба поцеловали и Митя говорит: «Мы тебя никогда не бросим, о тебе будем заботиться». В 1923 осенью приехали, а в 1924 году они поженились. В 1925 г. в мае месяце родилась Тамара, и я стала жить с ними. В 1927 г. в феврале родилась Зоя. Меня Груня от себя никуда не отпускала, это уже когда я в жила нянях нужда была. Говорит, я тебя с горечью отпускала, а сама дома плакала – жалко тебя. Уходили они в театр, а я водилась с племянницами. И вот в один вечер разбили окно в гастрономе на Советской, вора ловили, а он убежал к нам во двор. Слышу, по потолку кто-то ходит, а он по лестнице и на крышу и попал к нам на чердак. Я кричу в окно, что он у нас на чердаке, и вот идут на чердак, открывают дверь, а он сидит у нас под столом. Покойный Шабалин его отвел в милицию, он в милиции работал.
Когда мы жили в доме №5 на Советской, приключений много было. Тетя Варя (мамина сестра) работала кухаркой у троих холостых ребят. Они не женатые, но ходили каждый к своей любовнице домой, никогда не водили никого. И вот однажды я пришла к тете Варе, а она и говорит: «Алекс. Алекс., устроил бы мою племянницу на фабрику?». Он говорит: «Ну, покажись, племянница. Ты нам никогда своих племянниц не показываешь». Ну вот, говорит, пришла нужда и показываю. Я когда еще работала в магазине, он часто приходил в скупку. Меня он помнил хорошо, все про тетю Варю спрашивал. Женился и приходил иногда с женой. Меня с ней познакомил – хорошая женщина. А он работал на бирже труда каким-то начальником и говорит мне: «Лена, приходи завтра к 9.00 часам, есть у меня путевка на Бруновскую фабрику. Сегодня у меня одна отказалась идти туда. Приходи, Лена, я ее тебе отдам». Сколько было радости у меня, когда получила направление на работу.
В феврале 1925 г., утром в четыре часа пошла на работу, зашла за подругой (на бирже познакомились) и мы пошли – темно, вьюга метет, а идти надо полем. Мы вдвоем идем, народу ни души, а нам не было еще и 17 лет. Смотрим, кто-то сзади идет. Немножко струсили, мужчина нас догнал и говорит: «Что, на работу идете?». Мы ответили: «Да. Вот в первую смену в первый раз идем». Он сказал: «Ну, значит, у меня работать будете, я ваш мастер». Ну, у нас немножко отлегло. Приходим на фабрику, он показал, где раздеться. Говорит: «Вот наш цех приготовительный и здесь будете работать у меня». Это был большой-большой корпус, тут были станки чесальные, банкаброши (прядильные машины) и ленточницы и мотальные и ткацкие станки. И вот я проработала 2,5 года, эту фабрику закрыли, а нас кого куда. Я попала на комбинат имени Ленина, мне работа нравилась, я не сидела. Меня вскоре перевели из СВМщиков на вставку ровницы. У нас работали Дуся Жабина и Ольга Аминева, они перешли на две стороны, и вот я у них вставляла ровницу. Было у меня 5 ватеров 10 сторонок (на 10 сторон – 500 веретен, вот и побегай!). Как начнет ровница сходить, тут только побегивай! Так умучилася! Но мне мои ватерщицы помогали. Когда везде ровницу вставишь, можно отдохнуть, но я помогала ватерщицам (отпускала их в туалет) и они мне помогали. Выбрали меня профоргом на два корпуса, потом послали учиться в город Рыбинск. До учебы у меня были сильные головные боли, к врачу пришла, а он говорит, что учеба не повлияет на голову, так я и поехала с головной болью. Голова у меня как будто бы не моя была, ничего бывало не понимала, а отказываться от учебы нельзя – член партии, скажут, симулируешь! Жили мы в общежитии, у нас была комната на 8 человек и вот я заболела, температура 38-40 градусов, сильные головные боли. Все 8 подушек положили на мою голову, думали, будет легче, мне не помогло. Вызвали скорую помощь, врач приехал на лошади и говорит, что надо ее в больницу. А в то время ходил тиф, это был 1933 г. Привезли в больницу. Сразу меня остригли, я уже ничего не чувствовала, мне уже не до чего. Утром приходит врач, меня осмотрел и говорит: «Жалко, что вас остригли». Вызывает всех, кто дежурил вчера и начал их ругать: «Человека с гриппом привезли в заразную больницу!». Тут же меня отвезли в общежитие, сказали учиться мне нельзя, нагрузка на голову может плохо кончиться. Врач дал мне справку – освобождение от учебы. А нам учиться осталось месяцев 5. Но меня не освободили, экзамены я сдала на тройки. Окончила учебу в марте 1933 г.
В 1932 г. я ездила в плавучий дом отдыха на колесном пароходе «Гидротехник» до Астрахани, но не доехали – времени не хватило. Остановки делали большие: надо полчаса, а он простоит час или больше. Когда приехали обратно в Кострому, послали на две недели в Сущево на заем подписывать, крестьян агитировать. Трудно было, но все же план выполнили.
Приехала я из Рыбинска, и послали меня работать за Волгу на завод «Боевик», у меня там ничего не получилось, хотя проработала 3 месяца. С дисциплиной было плохо, а я разве налажу со своим характером и я ушла с работы. Митя с Грушей говорят, что уходи, устроишься где-нибудь в городе. Да еще когда я училась, в 1933 году осенью умерла сестра Маня. Прислали телеграмму, но меня не отпустили. Студенты хлопотали, но директор не отпустил, Груша с Митей хоронили. В 1935 г. устроилась в магазин продавцом, а вешать не умела, но девочки были хорошие, меня научили всему. Я честно и добросовестно проработала полтора года. У нас была продавец Катя Белова, ее повысили завмагом в Красные ряды и она взяла меня к себе в помощники в 1936 г. Когда Катя ушла родить, завмагом у нас стал Александр Николаевич Тяпкин. Я у него работала старшим продавцом, нас было три продавца. В 1936 г. 10 марта Груня родила Риту и пока лежала в больнице, заболела. Ее так с температурой и выписали. Вызвали врача, она сказала, что нее малярия и лечила ее от этой болезни. Когда Митя вызвал частного врача Диалектова, он ее осмотрел и говорит: «Ее надо немедленно в больницу! Какой врач ее лечил?». Мы говорим: «Ильинская». Они с Митей пошли к этой Ильинской, и как будто ее потом понизили и отправили в район. А мне врач говорит: «Жалко её. Если бы пораньше меня вызвали». Я никогда не забуду эти его слова. Я говорю: «Она мне как мама! А мы почем знали? Ходит врач через день. А отчего ее лечит? Митя спрашивает у нее: «Как? Ей не лучше?», а врач сказала, что температура держится большая. Мы когда врач ушла, подошли к Груне, она лежит и нам через силу улыбается. Митя говорит, что пойду вызову частного врача, она говорит, что не надо».
Врач Диалектов сказал: «Если кризис минует ее – это хорошо, будет жить. Но боюсь сказать, поздно вызвали меня». Как раз на 8 или 9 день ей стало очень плохо. Время на май – народу в магазине не пройдешь, торговали до 12 часов ночи. 25 апреля в 4 часа пришел Митя в магазин и говорит: «Груне плохо, просит, чтобы ты пришла». Меня завмагом отпустил, я пришла к ней и говорю: «Груня! Груня! Ты меня слышишь? Я пришла!». Она уже мне ничего не говорила, только сказала: «Филок, помоги Мите он тонет» (Варфоломей, Фола – умерший брат Волковых, – прим. Ю.П. Гавриловой) и больше все. Умерла в 8 часов 25 минут вечера, 25 апреля. Как наша мама, в один и тот же день, только мама в 4 часа утра умерла. Со мной было плохо, я пошла к умывальнику. У сестры был в руках стакан с водой, она мне дала порошок. Смотрю, Груню покрыли простыней. Похоронили мы ее 27 апреля, а 29 утром за мной пришли на работу.
В 1936 году я окончила в школе взрослых 7 класс, больше уже не пошла учиться. Рита была у нас за Костромкой, там был детский дом. По знакомству Риту туда взяли и вот мы к ней ходили каждое воскресенье. От нее идем и плачем. У меня как раз был отпуск две недели, и мы ее взяли домой – худенькая, бледненькая. Когда у меня отпуск кончился, Митя предложил сидеть с ней дома, жалко нам всем ее стало, и она осталась дома. За два месяца она немного округлилась, мы ее мыли почти, что через день, гулять ходили. Она стала такая свеженькая! Ходили каждую неделю, а потом два раза в месяц в больницу.
Вернусь назад. Когда была Гражданская война, и мы пошли в деревню, от нашего дома была гора, там зимой детки катались. Мы остановились на горе – мама что-то забыла, потом вспомнила и пошли дальше. Только взошли на гору, а снаряд как упадет прямо в соседние дома, хорошо, что мы с мамой только-только отошли. Судьба видно моя такая, что я не умерла. Да, еще меня спрашивают, почему я не вышла замуж? Когда мама умирала, она Груне сказала: «Береги Ленку, мне ее жалко». Ко мне сватался Наташи Ядровой племянник, Груня не отдала меня за него, он жил в Воронеже. Потом тети Таи мать меня сватала за сына Алексея, но я сама за него не пошла. А потом еще один был жених. Груня с Митей и детками отдыхали в деревне Постникова у тети Таиной матери. У них была корова и свой огород и Веселовы у матери каждое лето отдыхали, а я на выходные закупала продукты и им относила. И вот однажды с утра отработала и пошла в деревню – нагрузилась и спереди и сзади и в руках. Переехала за Волгу, вышла на большую дорогу и слышу, сзади меня тарантасик едет. Я не оглянулась, иду себе, а он меня догнал, остановил лошадь и меня спрашивает: «Куда идети? Далеко ли?». Я говорю: «В деревню Постниково, а где она я не знаю!». Он говорит: «Садитесь». Я села в тарантасик, все сложила, сижу и ножки протянула. А он сидит и смеется. Я говорю: «о чем вы смеетесь? Я не так села?». А он говорит: «Нет, так! Все хорошо. А если я вас отвезу в Иваново? Уж очень вы сидите хорошо». Я говорю: «Нет, вы этого не сделаете!». Мы доехали до деревни, он слез, помог мне сойти. Я забрала все и пошла, а он говорит: «И спасибо не сказала! И даже не пригласила на стакан молока!» и кричит вдогонку, что скоро увидимся. А он сам из Иваново, коней ездит скупать по городам. Он мне про свою жизнь рассказывал, ну я ему и адрес свой сказала, а он все время останавливался в доме крестьянина. И вот пришла и рассказываю, что меня довез молодой человек, а бабушка: «Ай-ай, Лена! Как же ты так! А я тебя хочу сватать за Алексея».
И вот правда он приехал, смотрю, около ворот ходит. Груне показываю и говорю: «Как я пойду на работу?». Он сел на скамейку, калитка была открыта и большие ворота открытые. Но я все же как-то проскочила, отработала смену. Пошли домой, смотрю он стоит у ворот, меня девчонки схоронили. Пришла домой, а мне Груня говорит: «Приходил твой Ивановский, был у нас дома. Он приехал, чтобы жениться на тебе, но я ему сказала, приезжайте в Кострому, а Лену я в Иваново не отдам. Он сказал, что у него мама больная, у нас дом свой – сад, огород». И Груня не отдала меня, мы с ним переписывались. Его взяли на войну, и он погиб в Испании. Значит, не судьба моя была.
После смерти Груши в 1936 г. в октябре вдруг Митя приводит молодую жену. Ну, я ушла из дома к Шабалиным жить. Очень расстраивалась я, как раз внизу жила под ними и слышала, как молодая жена качала Риту. А Нина Антоновна говорит: «Замучает ребенка». Ей было всего семь месяцев, а молодая жена говорила всем, что Рита умрет скоро, все равно жить не будет. Потом она ушла от Мити.
Митя пришел к Шабалиным, встал передо мною на колени и стал просить меня, чтобы я вернулась домой. А я уже работала, пришлось опять брать расчет. Хорошая была Юлия Константиновна – начальник отдела кадров, если бы не она, меня бы не отпустили с работы. И вот пришла домой и квартиру свою не узнать! Мы на вышитых наволочках не спали – их только на день одевали. А она их не снимала. Пришла т. Надя (а «молодайка» прожила вроде месяца два) и вот мы начали все стирать. Спасибо т. Наде, она мне очень в то время помогла, ну и Тамара с Зоей ходили воду носили за квартал. А время то было на Новый год, успели всё, прибрались.
Во время войны мы все втроем ходили прибираться в магазин. В трех магазинах примывались и работали, я на дому шила. Меня Митя устроил на работу – шила военные заказы на дому. Если я ушла в магазин, то девочки шьют мою работу. А я еще ходила примываться в донорский магазин, чтобы немножко заработать. Митя лежал в больнице. А ему нужно было масла и белых сухарей, но я там недолго работала – по совместительству. Митя умер 22 июня 1942 г. в половине восьмого утра. Я звонила в половине седьмого в больницу, Капа Ивановна там дежурила, сказала, он спал хорошо сегодня ночью. Пока кипятила молоко, прихожу, а он уже лежит в коридоре, покрытый простыней. Ну, у меня как обычно – слез нет, только какая-то ненормальная. Похоронили мы его рядом с Грушей, и пошли наши сиротские дни.
Рита училась хорошо. В 1949 г. она заболела, жаловалась очень на голову. Положили ее в больницу, а здесь такого лечения нет, уже признали туберкулезный менингит и поехали в Ярославль. А там ей сделали укол, и такой он болький, так она еще врачу еще сказала спасибо. А врач говорит: «Ведь это адские боли, она мне еще сказала спасибо». Рита лежала на кровати, а я сидела, вдруг как закричит: «Мамочка милая!» и обнялись мы с ней. Я кричу врача: «Сделайте ей что-нибудь, чтобы ей легче стало». Открыли форточки, ее кровать к окну поставили, чтобы ей дышать было лучше и в половине пятого ее не стало, 27 декабря 1949 г. Я поуспокоилась, тут же пошла на телеграф, телеграмму подала в Кострому, потом с Зоей разговаривала по телефону, она мне сказала, что Володя завтра выедет к тебе, а ты крепись. А у меня денег нет и поесть нечего. Вот смотрю в окно – Володя приехал, замерз. Тогда были такие морозы, до 40 градусов, а он приехал на лошади вместе с тетей Катей Константиновой. Лошадь и т. Катю он оставил не доезжая до Ярославля. Мы никого не знаем, хорошо, что Зоя приехала, и мы нашли с ней т. Нюры Алексеевой родных и когда приехал Володя, мы пошли к ним ночевать, а Зоя уехала домой. Они нас приняли хорошо, накормили ужином, и мы остались у них ночевать. Утром надо гроб заказывать, а денег нет. Володя у них попросил до 2 января, зарплату получу, и тут же вышлем. Мы завернули Риту в теплый платок и положили в гроб. А на чем-то надо везти ее до тети Кати. Володя пошел искать машину. Не знаю, где он ее достал, повезли мы Риту домой. Володя в кабине, а я у гроба. Когда мы ехали в больницу через Волгу поездом, я говорю: «Смотри, мы по мосту едем, Кострома вся в огнях», а она мне говорит: «Мамочка, я ничего не вижу, и я еду поездом в первый и последний раз». Я говорю: «Что ты! Ты поправишься, и мы поедем обратно домой». Утром я ее понесла на рентген, а она врачу говорит, что будет физкультурой заниматься. Врач ей говорит: «Обязательно будешь!». Рита еще до болезни водилась с Галей – пеленала ее и на руки брала. Она очень любила маленьких детей. Еще карточка есть с Володей Захаровым. Приехали мы в 8 часов вечера, и я тут же пошла в магазин, просить денег на похороны Риты. Мне тут же Николай Александрович дал безо всякого 500 рублей. Он меня не ругал, что я не спросясь уехала в Ярославль, он меня очень жалел.
Меня на работе профсоюз очень жалел. Когда я работала в горкоме уборщицей и после работы ходила в №6 магазин. И мне Николай Александрович сказал: «Бери расчет, и я тебя в продавцы устрою». Ну, пока расчет брала, №6 магазин закрыли, всех разогнали кого куда. Я осталась без работы и несколько месяцев сидела на иждивении Зои и Тамары. И вот я взяла документы, и пошла искать работу, а специальности у меня никакой, думаю, пойду на фабрику. Иду мимо магазина №6, думаю, посмотрю, что там теперь. И тут выходит Николай Меленко и говорит мне: «Куда пошла?». Ну, рассказала ему все, а он мне говорит: «Документы с собой, пойдем в отдел кадров. Мне как раз нужен продавец». И меня взял к себе в розничную сеть. Проработала я без перерыва 15 лет. В 1953 г. образовали скупочный магазин, его закрыли в 1963 г., и я больше не работала.
1988 г., июль месяц. Елена Волкова
Фотографии:
1. Сестры Волковы. Сидят (слева направо): Агриппина (Груня) с дочерью Зоей, Елена, Дмитрий Константинович Сибилевский (муж Агриппины) с дочерью Тамарой (мамой Г.В. Брезгиной), Мария с дочерью Маргаритой. Стоят: няни детей. Кострома. 1930-е гг.
2. Семья Сибилевских с детьми. Агрипина Сибилевская (Волкова) и Дмитрий Сибилевский. Кострома. 1930-е гг.
Текст подготовила Юлия Гаврилова,
старший научный сотрудник Музея истории города
Чистопольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника
Комментарии:
0